К каким язычникам была обращена эта проповедь? Обращались ли гностики ко всем, от рабов до императора, как церковные миссионеры, или обращались к какимто определенным группам? Ориентировались ли все гностические секты на один и тот же круг или нет? Да и можем ли мы вообще сказать чтолибо определенное об их аудитории? Прежде всего, рассмотри причины гностической агитации. Казалось бы, зачем гностикам, гордящимся своей избранностью, аристократам духа, привлекать к себе внимание толпы, подобно «несмышленым» церковным христианам? С точки зрения любой гностической теологии ответ однозначен: Плерома, высший мир, восстановится только тогда, когда все духовные семена созреют и будут собраны, когда все узнают о своем происхождении и о том, почему они здесь. Так, «основатель» гностицизма Симон искал духовные семена в самых разных социальных слоях, от публичного дома, где он нашел саму Первомысль-Елену, до Римского Сената (Iust. Apol. I 26). Но далеко не все обращались к столь широкому кругу. Валентиниане, по Иринею, «одушах, имеющих в себе семя Ахамот, говорят, что они лучше прочих, поэтому и более других возлюблены Демиургом, который, не зная причины сего, думает, что они от него таковы. Поэтому он и ставил их пророками, священниками и царями» (I,7,3), Демиург управляет миром «до надлежащего времени более всего для попечения о Церкви» (I,7,4), т.е., как минимум, о психиках душевных людях. Отсюда понятно, где следует искать духовных: если не меж сильных мира сего, то в «среднем слое». Действительно, чуть ниже Ириней пишет: «И, как мне кажется, не без причины они не хотят учить этому всех вьяв, но учат только тех одних, которые в состоянии давать за такие таинства большую плату» (I,4,3).
Мы не можем точно сказать, насколько тесно связывались духовность человека и его положение в этом мире. Но очевидно, что обеспеченный человек имел больший досуг, otium, чем, скажем, ремесленник. О необходимости otiumа для самосозерцания, характерного для гностицизма, пишет А.Д. Нок, отмечая, что «самосозерцание требовало otium'а. Так вот, возможно, в древнем мире было больше otium'а, чем в нашем и otium на более низком финансовом уровне, чем сегодняшний прожиточный минимум; otium был в большей степени рассматриваем как идеал. Это неприменимо для определения социального окружения, в котором христианство получило более всего приверженцев, но таковы были круги, в которых могли взять начало направления мысли, близкие к гностицизму». Кроме того, состоятельный человек, получив хорошее образование, гораздо лучше безграмотного ремесленника или крестьянина мог понять платонизирующие построения Валентина или его последователя Марка, который «более всего имеет дело с женщинами, и притом с щеголеватыми, одевающимися в багряницу, и самыми богатыми». Кажется, и здесь гностики предвосхитили церковных христиан. Возможно, эта ориентация имеет истоком тоже школу Валентина: чемуто планомерно учиться мог только человек обеспеченный, не заботящийся о хлебе насущном.
Есть несколько интересных подробностей о валентинианском обучении и ритуале, но, скорее всего, сообщение о пятилетнем пифагорейском молчании у Тертуллиана (Adv. Val.1) не более чем метафора для обозначения таинственности, окружавшей учение, а ритуалы Марка, о которых рассказывает Ириней, использовались только в его школе.
Рассматривая разрыв Валентина с Церковью, мы отметим уже ставшую привычной недостаточную (мягко говоря) документированность. Известно только одно свидетельство Тертуллиана (Adv. Val 5), которое, впрочем, могло быть заимствовано у когонибудь из его предшественников. То, что мы знаем о позднейших валентинианах, показывает, что они считали себя истинными христианами и обычно не они рвали с Церковью, а их изгоняли. Они принимали активное участие в делах общины, некоторые из них даже были священниками. Так, например, известен валентинианский пресвитер Флорин: против него восстало не местное духовенство, а Ириней из Лиона (Eus. HE V,20).
Все, что нам известно об этом периоде жизни Валентина, не содержит, по сути, никакой информации ни о причинах, ни о самом разрыве. Правда, есть свидетельство Епифания о том, что Валентин, «достигнув Кипра и действительно потерпев кораблекрушение отпал от веры и совратился духом» (Haer.31,7,10).
Сообщение Тертуллиана о разрыве из-за неполучения епископства ставилось под сомнение еще в прошлом веке: Некоторые исследователи недоверчиво относятся к этому сообщению Тертуллиана. Трудно, говорят, поверить, чтобы оскорбление личного самолюбия было причиной ереси писал М.Э. Поснов, имея в виду Амелино. Может быть, итальянского исследователя смутило то, что Валентин не одинок: известно еще о трех лицах, ставших еретиками из-за того, что они не получили епископского сана:
1) (Гегисипп пишет): Церковь в то время называли чистой девой, потому что никто не обольстил ее суетным учением. Обольщать ее учением одной из семи ересей, бывших в народе (от них был и он), начал Феобуфис, недовольный тем, что не стал епископом. Отсюда вышел Симон и его последователи симониане… (Eus. HE IV,22,45).
2) Маркион, как свидетельствует Епифаний; об этом мы уже упомянали выше.
3) Бар Дайсан (Вардесан) (по Феодору бар Куни, Бар Дайсан сам оставил Церковь, когда ему не удалось сделаться епископом).
По этому поводу нельзя сказать ничего определенного: действительно ли все они порвали с церковью из-за того, что не стали епископами (о Бар Дайсане и Маркионе есть и другие данные, а о Феобуфисе известно только от Гегисиппа) или Валентин произвел такое впечатление, что после него всякому еретику стали приписывать желание стать епископом и объяснять его еретичество неполучением желамого.
В конце своей жизни Валентин отправляется на Кипр и, если верить Епифанию, оказывается отлучен от церкви и там. М.Э. Поснов считает, что «Валентин, отлученный от церкви в одном месте, искал с ней общения в другом, как было, например, с Маркионом; притом, если об отлучении Маркиона предстоятели были оповещены, то об отлучении Валентина могли знать в одном месте и не знать в другом».
Известный английский исследователь гностицизма Р.Мид говорил о Валентине как о «великом неизвестном страдальце гностицизма». Мы же, напротив, постарались продемонстрировать, что даже тех немногих сведений, которые есть у нас о жизни ересиарха, при сопоставлении с информацией о христианстве II в. достаточно для создания пусть не детального, но все же более или менее «разборчивого» портрета одной из ключевых фигур раннехристианской жизни.
Автор А.Д. Пантелеев